Ответ спасен из Яндекс.Кью
В европейской истории было не так много периодов всенародного поэтического ажиотажа, и они как правило коррелировали или с общественным запросом на качественную публичную риторику (выступления в Афинском суде), или с общественным запросом на доморощенное искусство на фоне строительства национального мифа или в условиях изоляции (толпа, встречавшая Лонгфелло), или с какой-нибудь другой не сильно относящейся к литературе фигнёй.
В других культурах эти отношения немного другие, но они также подразумевают другую поэзию. К примеру, ритуальный характер сатори стихотворений в традиции дзен буддизма — частично перемещает их за пределы сугубо художественного контекста по крайней мере в том смысле, в котором его используют европейцы. Эти тексты широко распространены, но это тексты не для "чтения".
Кроме того, я просто плохо себе представляю, что именно поэзия должна обрести от всенародного внимания. Живопись обладает всенародным вниманием, и это всенародное внимание главным образом состоит в том чтобы проецировать на неё свои убеждения в беспрерывных культурных войнах, при этом никак не касаясь живописи-как-таковой. Если бы Целан стал объектом такой же партизанской борьбы, что и Ротко, я бы не смог охарактеризовать это нововведение как net positive.
Как бы, искусство это не тайное знание. Никто не скрывает кассеты с чтениями Эшбери в Кумранских пещерах. Искусство это явное знание, которое никто не берет; когда же оно попадает в общественный дискурс, его используют как рычаги манипуляции и раздора.
Тогда как поэзии как таковой для выживания почти ничего не требуется. "Илиада" и "Одиссея" были сложены когда греки забыли как писать и лепить горшки. Ей также не требуется слишком много читателей — Оппенхаймер наверное был единственным человеком на Тринити тесте, читавшем Джона Донна и Бхагавад-гиту, но его оказалось вполне достаточно.
Итого — в текущих условиях и пока высказывания Сенеки о толпе так же верны, как и на момент написания — поэзии достаточно селективной востребованности небольшого числа людей за пределами непосредственно литературного дискурса. В остальном, ситуация невостребованности приносит в первую очередь ощутимо меньше вреда.
Возможно, когда-нибудь эта ситуация изменится. Но при нас она скорее усугубится.